ПОЗИЦiОННЫЙ ТУПИКЪ (II)
О сценарном кризисе событийной реконструкции эпохи Московского царства
Смутное время.
Подавляющее большинство клубов исторической реконструкции на эпоху Московского царства возникли на волне празднования 400-летия победы князя Пожарского и Минина под Москвой. Однако за образец внешнего вида, вооружения и тактики «русские клубы», ничтоже сумняшеся, выбрали стрельцов совершенно другого периода – 1660-х – 1670-х годов. Причина этого, помимо устойчивого нежелания «читать книги», во многом лежит вообще вне историко-реконструкторского процесса. Существует запрос у администрации на празднование событий Смуты, и ВИКи формируют ответ, в виде картинки и сценарного плана. К 2012 году оказалось, что уже готовая, яркая и живая картинка создана благодаря усилиям объединения «Московские стрельцы». Но они изначально задумали свои комплекты для фестиваля в Каменце-Подольском, по эпохе Богдана Хмельницкого и Потопа (1650-е годы и позже). И вот уже по всей стране 4 ноября «городовые стрельцы» в невозможных для них комплектах казенного солдатского снаряжения показывают чудесные перестроения по уставу, который стал обязательным для московских приказов через 30 – 40 лет после Освобождения Москвы от поляков. А городовым сгодился еще позже…
Справедливости ради отмечу, что в академической литературе лет десять назад также не было никаких фундированных исследований об эволюции вооружения и тактики московских войск в Смуту и позже – если не считать устаревшие работы Разина и дореволюционных авторов.
Между тем, в плане развития тактики русского войска эпоха Смутного времени – очень интересный и важный период, без изучения которого невозможно понять причины и направление решительных военных реформ первых Романовых. Если во времена Ивана Грозного развивались и усложнялись такие направления тактики, как конные схватки и осадное искусство, то теперь для победы в гражданской войне или над иноземными войсками стало необходимо выстоять в полевых боях порой с заведомо сильнейшим противником. Царские рати утратили свой исключительно конный характер и гораздо больше опирались на пехоту «с вогненным боем». Для этого сгодился и собственный боевой опыт, накопленный в боях второй половины XVI века, и новейшие инженерные наработки из главного очага европейской «военной революции» - Нидерландов.
Условно можно поделить тактику на московско–казачью и на реформированную, которая зародилась в армии у князя Скопина-Шуйского в 1609 году и постепенно распространялась на все царские войска.
В раннем, традиционном варианте тактики, при явном увеличении численности пехоты «с вогненным боем», в эпоху Смуты мы по-прежнему почти не видим полевых схваток пехоты с пехотой.
Легендарные Добрыничи 1605.
Битва при Добрыничах 21 января 1605 г. раньше подавалась как пример «применения линейной тактики стрельцами» задолго до Европы. Уже советские авторы, начиная с Марголина, раскритиковали эту идею, но фильм Бондарчука «Борис Годунов» и яркие иллюстрации в книгах послужили ее распространению.
В реальности с двух сторон были большие массы кавалерии – со стороны Самозванца полторы тысячи поляков (не считая многочисленной конной челяди), какие-то мифические 8 тысяч украинских казаков и 2 тысячи русских. На них приходилось 4 тысячи казацкой пехоты – в общем, всё войско, за исключением поляков, это более-менее вооруженное самопалами ополчение, то конное, то пешее. В царской армии на 5500 стрелков приходилось 17 тысяч всадников, традиционно устроенных в сотни и воеводские полки; с самопалами были 4 московских приказа стрельцов, сводные сотни городовых (всего 3000 чел.), 2500 «казаков конных с пищальми» – ездящей южнорусской пехоты; возможно, перед битвой подошли еще несколько отрядов московских стрельцов.
Описание боя не содержит никаких тактических новшеств. Вначале польские копейщики ожидаемо опрокинули московские сотни и погнали их к обозу. Обоз был устроен «гуляй-городом»: за возами с сеном залегли стрельцы. Едва противник приблизился на нужное расстояние, раздались залпы тысяч пищалей и десятков пушек, что обратило в бегство поляков и позволило перейти к их преследованию. Царские всадники встретили в открытом поле ничем не защищенную казацкую пехоту и пеших «московских» «воров», частью без труда изрубили их, а частью взяли в плен. Как видим, никакого даже визуального взаимодействия пехоты противников на поле боя не произошло, как и в десятках других боев той эпохи.
Дощатые «гуляй-города»
Встретившись, в эпоху «Тушинского лагеря», со знаменитым московским дощатым «гуляй-городом» на колесах (битва на реке Ходынке 1609 г.), поляки смекнули, что если отрезать от него вышедшую на вылазку конницу, то можно без труда ворваться и овладеть им: ротмистр Николай Мархоцкий
«с гусарской хоругвью пошёл на «москву» и направился прямо на конницу, надеясь, что опрокинь конницу – и гуляй-города будут наши».
Его расчеты хорошо поняли и царские командиры, то есть обе стороны видели, что сооружение, придуманное для защиты от татар – слабая преграда натиску тяжелой гусарской кавалерии. При этом «тушинцы» и не думали дожидаться для захвата гуляй-города своей отставшей пехоты – гайдуков и конных донских казаков. Вначале казацкие роты поляков были отбиты первым залпом стрельцов, но затем Мархоцкий с гусарами, презрев второй залп, опрокинул стоявшую рядом с гуляй-городом русскую конницу и погнал ее в тыл за укрепление. Однако едва в рядах поляков вышла заминка и остановка, другие русские сотни контратаковали во фланг и фронт и погнали их назад, «выручив» свой гуляй-город. В преследовании они застали на переправе роты гайдуков и без особого труда истребили их.
Дворяне против казаков
Вместе с тем, есть уже немало примеров, когда пешим людям «с вогненным боем» приходилось вообще в одиночку сражаться с мощной конницей противника – обычно с плачевным результатом. Первыми в таком положении оказались казаки Ивана Болотникова в своем укрепленном обозе при д. Котлы в ноябре и декабре 1606 г. Конница Пашкова и Ляпунова перешла на сторону Шуйского, и повстанцев постепенно заперли в обозе. Здесь царские войска применили артиллерию, включая обстрел бомбами из тяжелых мортир и зажигательными снарядами: казакам Болотникова удалось с огромными потерями «обозом» уйти в Калугу, а отряд Юрия Беззубцева в обозе под Заборьем капитулировал и присягнул Шуйскому. Вообще, оборона и даже наступление под прикрытием сцепленных саней или телег («обозом» или «табором») стали обычным тактическим приемом казаков-повстанцев начиная с 1605 г. и до 1611 г.
В 1607 г. войска Ивана Никитича Романова атаковали на реке Вырке повстанцев князя Масальского – конных и пеших ратников из уездов Северской земли. После долгой битвы конницу болотниковцев разгромили и убили воеводу, а защитники обоза долго не продержались:
«Остальные же воры многие, на зелейных бочках сидя, под собой бочки с зельем зажгли и злою смертью померли».
Продолжали они использовать и складки местности, как в битве на реке Восьма 7 июня 1607 г. Опрокинув конницу болотниковцев, дворянские сотни столкнулись с сопротивлением казацких станиц, которые «сели в овраге».
«Видя же все ратные люди, что много им вреда из того оврага от тех воров, возопили все единогласно, что помереть всем заодно. Слезли с лошадей и пошли все пешими со всех сторон, приступом. И по милости Божией всех тех воров побили наголову, разве что трех человек взяли живых».
Летописец подчеркнул превосходство пешей доспешной конницы над казацкой пехотой: по его данным, этот приступ обошёлся без потерь для правительственных войск.
Даже когда бывшие казаки-болотниковцы вернулись под Москву в команде полковника Александра Лисовского и влились в войска литовских гетманов Второго самозванца, ситуация не поменялась. В битве при Рахманцеве (сентябрь 1608 г.) гетман Сапега поставил их на правом фланге, а конницу развернул левее по полю. Сражение закончилось трагически для войск царя Василия Шуйского, которые пытались помешать осаде Троицкого Сергиева монастыря – атака четырех рот литовских копейщиков (гусар и пятигорцев) смешала конные царские полки, что привело к их разгрому. Но полк Лисовского не смог разделить этого триумфа. Еще при самой завязке битвы тысяча казаков-«москвы» из его состава была направлена в авангарде Сапеги на само село Рахманцево, но не приняв боя, бежала; остальные пешие казаки либо охраняли обоз, либо просто уклонились от участия в битве.
В марте 1611 г. типично казачий отряд Андрея Просовецкого, поддержанный горожанами Суздаля, был встречен за Александровой слободой поляками из московского гарнизона. По данным Маскевича, у поляков было 700 «коней» гусар, не считая, как обычно, большого числа гусарской челяди. Просовецкий
«шел гуляй-городом, то есть подвижною оградою из огромных саней, на которых стояли ворота с несколькими отверстиями для стреляния из самопалов. При каждых санях находилось по 10 стрельцов: они и сани двигали, и, останавливаясь, стреляли из них, как из-за каменной стены. Окружая город со всех сторон: спереди, с тыла, с боков, эта ограда препятствовала нашим копейщикам добраться до русских: оставалось сойти с коней и разорвать ее. Так и сделали. При помощи Божией семисотый отряд наш ударил в неприятеля и разгромил его. Струсь отдал приказ в плен не брать никого, всех рубить и колоть… В этой битве наших пало не много».
Впрочем, речь идет о столкновении только с передовым отрядом суздальской рати: по данным ротмистра Мархоцкого, «гуляй-города» Просовецкого первыми оказались на пепелище Москвы, и они все же оказались надежным прибежищем для русской конницы. Но все же, описанный Масальским эпизод вполне укладывается в ряд подобных, показывая невысокую эффективность пальбы пеших людей «с вогненным боем» против стремительных гусарских атак - в случае, если их позиции не прикрыты собственной конницей.
Тактические приемы земских ратей
Одними из первых, кто стал вырабатывать свои способы боя с конницей противника, стали пешие посадские ополчения из уездов Русского Севера и Поволжья. Изведав горечь поражений от польских рот Самозванца, они поняли, что одних самопалов здесь недостаточно. Поэтому, тщательно избегая открытый столкновений с противником, будь то поляки или московские дети боярские на службе Самозванца, они стали использовать следующие виды нападений:
1. Оборона в городах или за лесными засеками, устроенными в несколько рядов – один ряд поляков редко останавливал;
2. Широчайшее применение лыжников в зимнее время. Глубокий снег позволял держать под обстрелом дороги и почти безнаказанно расстреливать вражескую конницу. Полякам пришлось вооружить свою челядь «долгими» ружьями для адекватного ответа, но и это редко помогало;
3. Засады на переправах. Когда начиналась переправа через крупные реки, дожидались, пока половина не перейдет на ту сторону, а затем атаковали либо по одному берегу, либо по обоим, и с применением собственной «судовой рати» со стрельцами, которая надежно отрезала обе части вражеских войск. Противник в этих обстоятельствах оказывался, как правило, без доспехов и вообще неготовым к бою.
Однако все эти способы в условиях развала государства и нежелания помещиков служить уже кому-либо, не могли решить проблемы окончательно.
Нидерландская тактика царского войска
Спасение пришло от дипломатического решения царя Василия Шуйского, который привлек на свою службу со шведской 5-тысячный наемный отряд, способный сражаться с поляками. Правда, его командующий Якоб Делагарди верно оценил обстановку и больше надеялся не на пешие «батальоны» нидерландского типа, а на традиционную голландскую тактику «острожков» или «блокгаузов».
Два боя наемная пехота успела дать до бунта Тверью летом 1609 г., показав совершенно другой класс полевого боя. Шеренги мушкетеров ровными и быстрыми залпами наносили урон вражеской коннице, оставаясь недоступными под прикрытием пикинеров. Это не шло ни в какое сравнение с прежней пальбой малокалиберными, но тяжелыми пищалями, которые давали осечки после нескольких выстрелов. Конечно, воевода князь Скопин-Шуйский постарался приобщить к новой тактике свою разношерстную пехоту, вооружив часть земских ратников пиками (помимо пищалей) и поручив их голландским солдатам для обучения. Однако о реальном участии в боях такой новоустроенной пехоты данных почти нет – разве что под Троицей в конце 1609 г., но подробностей в лапидарной записи Авраамия Палицына не сыщешь.
Зато решительным и заметным образом поменялась походная тактика армии Шуйского, а затем Ополчений и царской армии Михаила Федоровича. В основе нее теперь лежали тщательная разведка, надежное маршевое прикрытие, наличие заготовок и рабочей силы для быстрой постройки укреплений, а затем и их расширения. Сохранились подробные тексты наказов о марше «с большим береженьем», первый из которых датируется 20 июня 1615 г. и относится самому князю Пожарскому. Главная роль отводилась дворянам с передовым отрядом, которые получив сведения о станах, лично рассматривали все возможные места, и выбрав «крепкие», ограждали их «надолбами» (рогатками), а затем еще больше усиливали позиции («совсем накрепко»). Это туманное «совсем накрепко» на самом деле подразумевало постройку блокгауза – земляного форта со рвом и частоколом сверху. Только после его постройки основные силы армии выходили в путь под обязательным прикрытием разъездов, с тем, чтобы как можно скорее добраться до нового подготовленного к обороне места. Во время стоянки требовалось «около надолоб день и ночь ставить сотни», а из сотен посылать разъезды по всем дорогам «и около станов разъезжать». В случае выступления на бой воевода оставлял «в кошех пеших людей с головами и … по надолобам стоять с великим береженьем».
Судя по всему, именно эта резкая смена тактики, вкупе с распространением облегченных «езжих» пищалей «турского» типа, привела к обвальному перевооружению поместной конницы и ее челяди: отказу от саадаков, доспехов и переходу к самопалам. Конечно, от уезда к уезду картина менялась, но разряда детей боярских «пищальников» или «самопальников» в росписях 1610-х уже не существует – это перестало быть «потерькой чести». В вооружении же пехоты мы никаких радикальных изменений не видим: все те же кремневые самопалы, которые распространились еще 1580-е годы, и … рогатины с цветными прапорцами как штатное холодное оружие всех городовых сводно-стрелецких отрядов в «судовом» Волжском походе 1614 года на Заруцкого. Для изменения тактики пехоты требовались новые огромные ресурсы (вооружение, инструкторы и начальный состав), чего до конца 1620-х годов у государства просто не было.
Стрельцы против «немцев»
В 1611 г. во время одного из боев польского гарнизона Москвы в Земским ополчением, произошло столкновение стрельцов, засевших «в деревне» (видимо, на пепелище одной из слобод), и «немецких» мушкетеров из польского гарнизона. Заметим, что в составе ополчения постоянно находился Стремянной приказ московских стрельцов, а также, возможно, и другие сотни.
Русские укрепились «гуляй-городами» вокруг Симонова монастыря. Поляки решили спровоцировать их на бой в открытом поле, выведя все войско ближе к их позициям, но без успеха. При этом,
«неподалеку была маленькая деревушка, она была занята стрельцами. Чтобы выбить их оттуда, Гонсевский направил немецкую пехоту (у него было около сотни мушкетеров), но та ничего не смогла сделать. Стрельцы ее оттуда вытеснили, и ряды мушкетеров поредели».
Контекст описания говорит нам о перестрелке, а не рукопашной схватке. Поскольку далее идёт текст: едва мушкетеры отошли к коннице,
« и нам, конным, московская пехота стала наносить урон. … Дошло до того, что товарищи, у которых были длинные рушницы, спешивались и вели перестрелку с пехотой. Хоругви мы отвели подальше, ибо стоять вблизи было бесполезно. Московская пехота отступила, выманить же конницу мы не сумели, долго стоять впрочем — тоже; пришлось уходить к городу».
Таким образом, перед нами рассказ об интенсивной ружейной перестрелке между укрепленными позициями. Верные тактике Скопина-Шуйского, русские не давали ни малейшего шанса полякам на атаку в открытом поле.
Как бы нам не хотелось, абстрактный «стрелец» – это не типичный русский Герой Смутного времени. Гораздо более заметны на полях сражений дворяне и дети боярские, с их интересной эволюцией снаряжения; вольные казаки, с традициями степных пеших ватаг; земские ратники – вооруженные огнестрельным оружием посадски